Михаил Ильин: О кризисе нынешнего порядка

Получил от своего молодого коллеги, а ныне начальника, одного из руководителей Факультета социальных наук НИУ ВШЭ М. Г. Миронюка статью из «Форин Афферз» о том, как бы Трампу было бы хорошо спасти нынешний либеральный порядок, а не разрушать его. Статейка занятная, хотя поверхностная и неглубокая. Однако она затронула большой вопрос о мировом порядке. Вот я и откликнулся, а потом еще и переслал коллегам, которые организуют 9 декабря специальную секцию в рамках Х конвента Российской ассоциации международных исследований о долгосрочном прогнозировании международных процессов. А потом подумал, что это может быть еще кому-то из друзей интересно.

Вот этот текст.

Думаю, что никакого шанса ни у Трампа, ни у кого-то еще спасть нынешний порядок нет. Тот, что мы видим вокруг себя. Он трещит по швам. Мене, мене, текел, упарсин.

С либеральным порядком, что бы под этим ни понималось помимо редукции его к вашингтонскому консенсусу, дело сложнее. Тут шансы есть коли и не на спасение, то хоть на что-то. На возрождение в лучшем случае. А в худшем хотя бы на сохранение «наследия».

Нынешний порядок, точнее его наведенная в последние годы финансовых спекуляций и политиканского обыгрывания облицовка и штукатурка рухнет полностью. В этом не приходится сомневаться. До какой степени уцелеют стены и даже фундамент, созданные не нынешним, а предыдущими поколениями. Это серьезный вопрос.

Нарастающая череда кризисов от 11 сентября через войны и потрясения, арабские и не только весны свидетельствует о тектонических сдвигах. Мы все каким-то своим древним сенсориумом чуем приближение землетрясения, но не можем его различить. Не можем услышать поземный гул, а тем более понять его. Вслушиваемся ведь в стук столовых приборов и щебет птичек. В общем поглощены сегодняшними заботами, думаем только о злобе дня сего.

Что же можно сделать? И как же может использовать свой шанс Трамп, «темная лошадка», новый человек, ничем или мало чем связанный. У него есть шанс на импровизации, которых у других политиков нет. Он этот шанс может растратить на мелкие интриги и суету в духе злобы дня. Но может откликнуться на запрос, который ясно ощутим и в США и в других частях мира. Это запрос на перемены. Обама как будто бы откликался на него, но все спустил. И другие политики в других странах тоже. Сейчас что не выборы – запрос на перемены. Всюду вплоть до Молдовы и Хорватии.

Откуда запрос на перемены? Из того самого подспудного чувства надвигающейся катастрофы. Людям нужно вокруг чего-то объединиться, чтобы пережить катастрофу и выжить. Как «учили» Алмонд, Флэнаган, Мундт и прочие стэнфордцы, точнее зафиксировали в своей формальной модели кризиса, выход из кризиса начинается с победного прорыва – сговора вождей политических группировок, к которому вынуждены последовательно присоединяться все остальные вплоть до широких масс в конечном счете. И вот у Трампа есть шанс сыграть инструментальную роль в создании подобного сговора, точнее серии сговоров, собранных в матрешку, nested, как опять же учит нас Джордж Цебелис.

Что это за матрешка? Серия исторических компромиссов - compromessi storici. Они же элементарные договоренности между политиками, которые могут получить в результате что-то, а не рисковать потерять все.

Трампу придется, и это может подтолкнуть его к поискам все новых компромиссов, договориться с верхушкой республиканской партии в ее аппарате. Конгрессе, корпусе губернаторов и легислатур штатов. Договориться не о деталях своего кабинета или линии администрации, а о новом консенсусе республиканской партии. Или о воображаемом консенсусе, который можно использовать как действительный и тем самым дать шанс ему заработать – плохо, хорошо, хоть как-то.

Дальше на эту матрешку можно надеть еще одну – межпартийный сговор двух партий и близких ядер типа Берни Сандерса, в идеале еще третьей и четвертой «партий». О новом межпартийном консенсусе.

Следующая матрешка – консенсус американского общества. Опять, конечно, воображаемый, но который можно использовать как действительный и тем сделать таковым.

Следующая матрешка касается евро-атлантического консенсуса. Он как раз принципиально важен с точки зрения либерального порядка. Это сговор не только с британцами в разных лицах – английских, шотландских, валлийских и ирландских, а также канадских, австралийских и проч., но также с французами, немцами, настоящими, коренными западно-европейцами пояса городов, может быть даже с испанцами и итальянцами. Скандинавы кивнут головами и присоединятся как настоящие прагматики. Это консенсус «старого или коренного Запада».

Следующая матрешка охватит всю объединенную Европу и традиционных союзников типа Израиля. Отдельной группой к этому консенсусу может присоединиться Япония с разными тиграми типа Корей и Сингапуров, а также Латинская Америка. Это консенсус широкого, «нового или молодого Запада».

Еще более широкая матрешка может быть образована из серии двусторонних сговоров с Китаем, разными прочими БРИКСами, включая и Россию, может быть, и еще кого типа Египта, Индонезии.

Остальным ничего не останется, как присоединяться к матрешечному консенсусу.

Еще раз – качество консенсусов мало что значит, хотя чем лучше, тем лучше, конечно, но не обязательно. Важен факт четкого и понятного сговора, а главное его открытость. Это модель Великой хартии вольностей. Она работает не столько за счет хороших исходных качеств, сколько за счет удачного (good enough) последующего насыщения.

Как раз открытость и использование модели Великой хартии вольностей дает некоторые шансы для либерального порядка, если понимать под ним не нынешнюю поверхностную его оболочку, а всю толщу, включая слои, которые упрессовались, отжались и получили своего рода «выдержку». Собственно, либеральный порядок хоть и молод, но имеет некоторую историю. Он сложился в относительно широких международных масштабах 5-6 поколений тому назад, примерно накануне европейских революций 40-х годов позапрошлого века, американской гражданской войны (точнее даже сказать европейских и американских гражданских войн), а также Крымской войны и последовавших эмансипаций рабов и их хозяев. Разумеется, истоки его еще на 3-4 поколения глубже, правда только в англо-саксонском ядре, сложившимся после Славной революции в основном после гегемонии вигов и превращения их в друзей короля в начале XVIII столетия.

Шанс у либерализма есть, поскольку он ориентирован на сговоры, компромиссы и терпимость к партнерам по сговорам. Слоистый, матрешечный либеральный порядок во многом изоморфен структуре очерченных мною исторических компромиссов. В этом смысле серия компромиссов имеет шансы с одной стороны опереться на соответствующее либеральное наследие, а с другой помочь ему обновиться и выжить в новых условиях.

Никаких концов историй, никаких окончательных побед над, не может быть в принципе. Может быть только встраивание в либеральное ядро много-чего нового. Это трудно, но возможно. Так, собственно, и было все эти полтора, а скоро уж два столетия. И даже раньше, если брать не общее евро-атлантическое ядро либерализма, а также еще век-полтора складывания англо-саксонского либерального ядра с самоубийственной гегемонии вигов, превратившихся в друзей короля в начале XVIII столетия.

Но для этого нужны мозги, видение глубины проблем и всей исторической динамики, а главное воли и готовности идти на компромиссы. Не очень это видно у Трампа. Но если жизнь заставит, может научиться шаг за шагом. См. список матрешек.

Об этом вскользь говорил с Сережей Медведевым сразу после выборов на Дожде.

Хорошо бы поговорить и в своем кругу – академично и фундировано, без приблизительных и хлестких оценок и формулировок. Взвешенно. С кантовской критикой и антиномиями. Может быть даже с элементами эмпирических или квазиэмпирических, "объективных" оценок.

М. И.

P.S.

Кстати, последний раз шанс выступить с инициативой серии матрешечных компромиссов был у Михаила Сергеевича Горбачева. И он блестяще использовал его.

Помните - перестройка для нашей страны и новое мышление для всего мира.

Не удалось.

Он сам был не вполне последователен, настойчив и четок, отвлекался слишком на мелочи. А главное, другие не решились – и внутри партии, и страны, и за рубежом. А для танго нужны двое.

Но это была великая попытка. Во многом очень плодотворная даже одними только своими побочными результатами.