На днях в фокус внимания попала проблема защиты суверенитета [
1,
2]. Научный совет при Совете безопасности России вскоре должен представить властям рецепт противодействия «цветным революциям», объясняя это «мерами по защите суверенитета страны». Данная идея была представлена профессором факультета политологии МГУ, в прошлом сотрудником спецслужб Андреем Манойло. Он заявил, что рекомендации СБ в закрытом режиме будут даны «безусловно», поскольку риск организации государственного переворота извне растет. Собственно весь разговор о суверенитете сводится к выработке охранительных мер. Фактически суверенитет рассматривается всего лишь как некий властный ресурс. Было бы хорошо, когда бы он отождествлялся с боденовским — вечным и неделимым — суверенитетом. На деле и до этого защитники суверенитета не дотягивают. Для них он всего лишь один из ресурсов примитивного господства, даже не легитимного властвования.
Не лишне было бы напомнить профессору Манойло историю возникновения и развития суверенитета. То, что он считает суверенитетом, было первоначально лишь грубой мощью, которой мог с большим или меньшим успехом воспользоваться отдельный властитель. Концентрация распыленной феодальной власти позволяла наиболее удачливым именовать себя не только Величеством, но считать воплощенным Верховенством. Так появляется термин, но тут же начинает обозначать не всякое верховенство, а лишь признаваемое такими же суверенами. Так появляется термин, но тут же начинает обозначать не всякое верховенство, а лишь признаваемое такими же суверенами. Это уже боденовский суверенитет — вещь куда более сложная, чем думает А. Манойло, зависимая как от признания внешних суверенов, так и от фактического повиновения подданных.
На этом развитие не остановилось. Уже Вестфальский мир был основан на весьма изощренной трактовке меняющейся переменной властных (суверенных) прерогатив, позволявшей соединить разномасштабные по мощи и различные по происхождению и природе государства. Суверенность оказалась изменчивым качеством фактического использования неизменных «боденовских» притязаний на верховенство. С каждым новым поколением международных систем набор таких качеств увеличивался и становился все разнообразнее. Их удалось
свести в четыре разных группы выдающемуся ученому Стивену Краснеру. Он выделил четыре «суверенитета» — внутренний, взаимозависимости, международно-правовой и так называемый «вестфальский», суверенитет невмешательства (не только других в мои дела, но и меня в дела других). Тот же Краснер, впрочем, утверждал, что подобное различие условно, что на практике все эти суверенитеты «разделяются» (shared), совместно используются суверенами.
 |
| Стивен Краснер |
В нынешних условиях переплетение различных суверенностей создает все более плотную сетку нового глобального института суверенитета. Такое состояние мира было эмпирически оценено и исчислено в рамках проекта «
Политический атлас современности» (МГИМО, 2007), а затем уже специально по отношению к суверенитету было проанализирована в книге «
Суверенитет. Трансформация понятий и практик» (МГИМО, 2008). Но нет пророков в своем отечестве. Неизвестны А. Манойло ни эти научные результаты коллег, ни концепции Стивена Краснера и других зарубежных ученых. Он упрямо тщится защищать даже не суверенитет, а его негативную, «теневую» предпосылку. А что же с «боденовским» суверенитетом нашей страны? Что с ее богатым набором «краснеровских» суверенностей? Что, наконец, с глобальным суверенитетом, в который вносит свой вклад Россия и который немало дает ей как мировой державе? Их А. Манойло не видит. Так что защищать сложные и тонкие институты российской суверенности действительно нужно. И в первую очередь от тех, кто не видит их и не ведает о нашем политическом богатстве. От тех услужливых «профессорах», которые опаснее врага.
