Автор: Владимир Авдонин, сотрудник Центра перспективных методологий
Почему наукометрические данные не всегда отражают истинный уровень академических и университетских исследований
Между тем в наукометрии есть не только валовые показатели, но и индексные, позволяющие наблюдать более объективную картину процесса, его качественные параметры, в том числе и такие, которые труднее поддаются воздействию указаний и директив. А кроме того, сама наукометрия – лишь вспомогательная область целого цикла науковедческих дисциплин, изучающих науку в самых разных аспектах.
По роду деятельности наш институт (ИНИОН) ведет наблюдение за наукометрическими и другими показателями и процессами в отечественных (и не только) социальных науках. Обо всех интересных процессах, которые мы наблюдаем в этой сфере, сказать здесь вряд ли возможно. Поэтому ограничимся примером, связанным лишь с выше отмеченным трендом. Пример относится к политической науке, данные по нему уже опубликованы в ряде научных изданий, но сходные тенденции отмечаются и в других областях социальных наук в России.
Объект наблюдения в нашем примере – библиометрическая база данных РИНЦ – Российского индекса научного цитирования (http://elibrary.ru/orgs.asp). К работе этой базы есть претензии, она может в той или иной мере искажать картину, но РИНЦ остается на сегодня основной признанной базой данных о состоянии российской науки. Во всяком случае, она представляет его на порядки более точно и объективно, чем международные базы, работа по подключению к которым отечественных социальных наук, по существу, только началась.
В таблице можно видеть сравнение наукометрических показателей крупнейших российских университетов и институтов РАН за последние пять лет в области политической науки. (Когда валовые показатели университетов росли, а показатели институтов РАН несколько снижались.)
Для облегчения восприятия в таблицу включены лишь три крупнейших университета, которые дают большую часть университетских публикаций по политическим наукам. Если к ним добавить три последующих (Российский государственный гуманитарный университет, Санкт-Петербургский государственный университет и НИУ Высшая школа экономики), то количество публикаций и цитирований увеличится еще примерно на 2,5 тыс., то есть в итоге составит примерно 7,5 тыс. публикаций и 6,6 тыс. цитирований. При этом средний коэффициент цитирования остается тем же – 0,88. И это составит более 80% всех публикаций и цитирований университетов по политическим наукам. Институты РАН тоже включены не все, а только те, которые дают примерно 90% академических публикаций и цитирований в этой сфере. Для фиксации основных тенденций этого вполне достаточно.
Мы видим, что по валовым показателям университеты действительно произвели больше, чем институты РАН. Но по индексным показателям, которые учитывают качество процесса, университеты пока проигрывают. В академических институтах заметно выше коэффициент цитирования публикаций, также выше число часто цитируемых ученых. При этом существенную часть академических публикаций составляют монографии. Этот вид публикаций является традиционным для академической науки и предполагает систематизированное и углубленное рассмотрение крупных научных проблем. В количественном плане по выпуску этих работ крупные академические институты РАН заведомо превосходят как университеты, так другие научные и экспертные учреждения. Намного выше и цитируемость академических монографий, чем произведенных в неакадемической сфере.
Что касается высокоцитируемых ученых, работающих в академических институтах, то их персональные рейтинги обеспечиваются, разумеется, не только за счет публикаций в рамках соответствующих институтов, а формируются с учетом более широкого круга их работ. Тем не менее их присутствие во главе рейтинга наиболее цитируемых отечественных ученых в этой сфере в большом количестве весьма заметно. По интегральному показателю, учитывающему связь между количеством научных публикаций и их цитированием («индекс Хирша»), они составляют значительную часть лидирующей группы. В топ-10 наиболее цитируемых российских ученых в области политической науки их 50%, в топ-50 – 46%, в топ-100 – 43%. В целом это выше доли ученых, работающих в университетах, что говорит о признании статуса академических ученых в отечественном научном сообществе.
Хотя граница между этими двумя категориями не является строгой, так как часть ученых из институтов РАН преподают в университетах и вносят вклад в их публикационную активность и цитируемость, а университетские ученые публикуются и в академических изданиях. Но наукометрические показатели выявляют здесь определенную корреляцию. Чем больше академических ученых работает в университете, тем выше цитируемость публикаций этого университета. Это демонстрирует, например, Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России. Число академических ученых здесь наибольшее, а коэффициент цитирования – наивысший среди университетов, и он приближается к академическому показателю.
Еще один индексный наукометрический показатель относится к эффективности профессиональной коммуникации в научном сообществе. Эту функцию выполняют профессиональные научные журналы. В базе РИНЦ по политическим наукам таких журналов более сотни, и среди них большинство – университетские издания. Но если взять первую десятку журналов по рейтингу SCIENCE INDEX (связывает количество и вид публикаций с периодичностью издания и его цитированием), то в ней мы обнаружим шесть изданий, связанных с академическими институтами, и лишь два – с университетами.
Помимо рейтинга РИНЦ имеются и другие. Например, опубликован рейтинг научных журналов по политической науке, составленный экспертами НИУ ВШЭ. Но и в нем из пяти журналов двух высших категорий четыре связаны с академическими институтами и лишь один – с университетом.
Таким образом, сделав с помощью самых элементарных операций наукометрии даже небольшой шаг за пределы чисто валовых показателей, можно обнаружить совсем иную картину состояния науки. В нашем примере, относящемся к политической науке, она показывает, что академические институты остаются в России ключевой опорной составляющей этой научной области. А план «перевода науки в университеты» пока выглядит как нечто весьма неопределенное и предварительное.
Если же идти дальше собственно наукометрии, то можно напомнить в общем-то вполне банальные соображения, вытекающие из знаний современного науковедения и истории науки и, как можно надеяться, известные тем, кто занимается реформами российской науки.
Первое. Науку или новое знание, строго говоря, производят не университеты или академии, а ученые и научные сообщества. Те или иные организационные формы могут лишь помогать или мешать производить ученым научное знание, но не могут его произвести сами.
Второе. Эффективная организация науки в форме университетских сообществ имеет длительную традицию и предысторию в рамках становления европейской науки. В России традиция другая. Здесь эффективные научные сообщества складывались под эгидой государственной Академии наук и приняли в основном форму академических сообществ. Просто сломать эту традицию и заменить академическую науку вузовской без ущерба самой науке – невозможно. На эту политику ситуация будет реагировать лишь ростом проблем и упадком российской науки.
