суббота, 3 декабря 2016 г.

Михаил Ильин: О кризисе нынешнего порядка

Получил от своего молодого коллеги, а ныне начальника, одного из руководителей Факультета социальных наук НИУ ВШЭ М. Г. Миронюка статью из «Форин Афферз» о том, как бы Трампу было бы хорошо спасти нынешний либеральный порядок, а не разрушать его. Статейка занятная, хотя поверхностная и неглубокая. Однако она затронула большой вопрос о мировом порядке. Вот я и откликнулся, а потом еще и переслал коллегам, которые организуют 9 декабря специальную секцию в рамках Х конвента Российской ассоциации международных исследований о долгосрочном прогнозировании международных процессов. А потом подумал, что это может быть еще кому-то из друзей интересно.

Вот этот текст.

Думаю, что никакого шанса ни у Трампа, ни у кого-то еще спасть нынешний порядок нет. Тот, что мы видим вокруг себя. Он трещит по швам. Мене, мене, текел, упарсин.

С либеральным порядком, что бы под этим ни понималось помимо редукции его к вашингтонскому консенсусу, дело сложнее. Тут шансы есть коли и не на спасение, то хоть на что-то. На возрождение в лучшем случае. А в худшем хотя бы на сохранение «наследия».

Нынешний порядок, точнее его наведенная в последние годы финансовых спекуляций и политиканского обыгрывания облицовка и штукатурка рухнет полностью. В этом не приходится сомневаться. До какой степени уцелеют стены и даже фундамент, созданные не нынешним, а предыдущими поколениями. Это серьезный вопрос.

Нарастающая череда кризисов от 11 сентября через войны и потрясения, арабские и не только весны свидетельствует о тектонических сдвигах. Мы все каким-то своим древним сенсориумом чуем приближение землетрясения, но не можем его различить. Не можем услышать поземный гул, а тем более понять его. Вслушиваемся ведь в стук столовых приборов и щебет птичек. В общем поглощены сегодняшними заботами, думаем только о злобе дня сего.

Что же можно сделать? И как же может использовать свой шанс Трамп, «темная лошадка», новый человек, ничем или мало чем связанный. У него есть шанс на импровизации, которых у других политиков нет. Он этот шанс может растратить на мелкие интриги и суету в духе злобы дня. Но может откликнуться на запрос, который ясно ощутим и в США и в других частях мира. Это запрос на перемены. Обама как будто бы откликался на него, но все спустил. И другие политики в других странах тоже. Сейчас что не выборы – запрос на перемены. Всюду вплоть до Молдовы и Хорватии.

Откуда запрос на перемены? Из того самого подспудного чувства надвигающейся катастрофы. Людям нужно вокруг чего-то объединиться, чтобы пережить катастрофу и выжить. Как «учили» Алмонд, Флэнаган, Мундт и прочие стэнфордцы, точнее зафиксировали в своей формальной модели кризиса, выход из кризиса начинается с победного прорыва – сговора вождей политических группировок, к которому вынуждены последовательно присоединяться все остальные вплоть до широких масс в конечном счете. И вот у Трампа есть шанс сыграть инструментальную роль в создании подобного сговора, точнее серии сговоров, собранных в матрешку, nested, как опять же учит нас Джордж Цебелис.

Что это за матрешка? Серия исторических компромиссов - compromessi storici. Они же элементарные договоренности между политиками, которые могут получить в результате что-то, а не рисковать потерять все.

Трампу придется, и это может подтолкнуть его к поискам все новых компромиссов, договориться с верхушкой республиканской партии в ее аппарате. Конгрессе, корпусе губернаторов и легислатур штатов. Договориться не о деталях своего кабинета или линии администрации, а о новом консенсусе республиканской партии. Или о воображаемом консенсусе, который можно использовать как действительный и тем самым дать шанс ему заработать – плохо, хорошо, хоть как-то.

Дальше на эту матрешку можно надеть еще одну – межпартийный сговор двух партий и близких ядер типа Берни Сандерса, в идеале еще третьей и четвертой «партий». О новом межпартийном консенсусе.

Следующая матрешка – консенсус американского общества. Опять, конечно, воображаемый, но который можно использовать как действительный и тем сделать таковым.

Следующая матрешка касается евро-атлантического консенсуса. Он как раз принципиально важен с точки зрения либерального порядка. Это сговор не только с британцами в разных лицах – английских, шотландских, валлийских и ирландских, а также канадских, австралийских и проч., но также с французами, немцами, настоящими, коренными западно-европейцами пояса городов, может быть даже с испанцами и итальянцами. Скандинавы кивнут головами и присоединятся как настоящие прагматики. Это консенсус «старого или коренного Запада».

Следующая матрешка охватит всю объединенную Европу и традиционных союзников типа Израиля. Отдельной группой к этому консенсусу может присоединиться Япония с разными тиграми типа Корей и Сингапуров, а также Латинская Америка. Это консенсус широкого, «нового или молодого Запада».

Еще более широкая матрешка может быть образована из серии двусторонних сговоров с Китаем, разными прочими БРИКСами, включая и Россию, может быть, и еще кого типа Египта, Индонезии.

Остальным ничего не останется, как присоединяться к матрешечному консенсусу.

Еще раз – качество консенсусов мало что значит, хотя чем лучше, тем лучше, конечно, но не обязательно. Важен факт четкого и понятного сговора, а главное его открытость. Это модель Великой хартии вольностей. Она работает не столько за счет хороших исходных качеств, сколько за счет удачного (good enough) последующего насыщения.

Как раз открытость и использование модели Великой хартии вольностей дает некоторые шансы для либерального порядка, если понимать под ним не нынешнюю поверхностную его оболочку, а всю толщу, включая слои, которые упрессовались, отжались и получили своего рода «выдержку». Собственно, либеральный порядок хоть и молод, но имеет некоторую историю. Он сложился в относительно широких международных масштабах 5-6 поколений тому назад, примерно накануне европейских революций 40-х годов позапрошлого века, американской гражданской войны (точнее даже сказать европейских и американских гражданских войн), а также Крымской войны и последовавших эмансипаций рабов и их хозяев. Разумеется, истоки его еще на 3-4 поколения глубже, правда только в англо-саксонском ядре, сложившимся после Славной революции в основном после гегемонии вигов и превращения их в друзей короля в начале XVIII столетия.

Шанс у либерализма есть, поскольку он ориентирован на сговоры, компромиссы и терпимость к партнерам по сговорам. Слоистый, матрешечный либеральный порядок во многом изоморфен структуре очерченных мною исторических компромиссов. В этом смысле серия компромиссов имеет шансы с одной стороны опереться на соответствующее либеральное наследие, а с другой помочь ему обновиться и выжить в новых условиях.

Никаких концов историй, никаких окончательных побед над, не может быть в принципе. Может быть только встраивание в либеральное ядро много-чего нового. Это трудно, но возможно. Так, собственно, и было все эти полтора, а скоро уж два столетия. И даже раньше, если брать не общее евро-атлантическое ядро либерализма, а также еще век-полтора складывания англо-саксонского либерального ядра с самоубийственной гегемонии вигов, превратившихся в друзей короля в начале XVIII столетия.

Но для этого нужны мозги, видение глубины проблем и всей исторической динамики, а главное воли и готовности идти на компромиссы. Не очень это видно у Трампа. Но если жизнь заставит, может научиться шаг за шагом. См. список матрешек.

Об этом вскользь говорил с Сережей Медведевым сразу после выборов на Дожде.

Хорошо бы поговорить и в своем кругу – академично и фундировано, без приблизительных и хлестких оценок и формулировок. Взвешенно. С кантовской критикой и антиномиями. Может быть даже с элементами эмпирических или квазиэмпирических, "объективных" оценок.

М. И.

P.S.

Кстати, последний раз шанс выступить с инициативой серии матрешечных компромиссов был у Михаила Сергеевича Горбачева. И он блестяще использовал его.

Помните - перестройка для нашей страны и новое мышление для всего мира.

Не удалось.

Он сам был не вполне последователен, настойчив и четок, отвлекался слишком на мелочи. А главное, другие не решились – и внутри партии, и страны, и за рубежом. А для танго нужны двое.

Но это была великая попытка. Во многом очень плодотворная даже одними только своими побочными результатами.

вторник, 22 марта 2016 г.

Математика как трансдисциплинарный органон

Презентация В. С. Авдонина о математике как трансдисциплинарном органоне, представленная в рамках семинара «Методологический вызов: Что может сделать наше знание трансдисциплинарным?» 18 ноября 2015 года

Наука по валу и по уму

Автор: Владимир Авдонин, сотрудник Центра перспективных методологий

Почему наукометрические данные не всегда отражают истинный уровень академических и университетских исследований
В дискуссии о науке в России появился новый тренд – успехи науки в университетах. На фоне реформы Российской академии наук, которая пока не принесла вразумительных результатов, взоры обращены на вузовскую науку, демонстрирующую рост наукометрических показателей. Таковыми считаются рост числа научных публикаций и их цитирования. Если ограничиться только ими, то вузовская наука действительно показывает в последние годы определенный рост. Вероятно, его можно связать и с политикой Министерства образования и науки РФ, которое усилило в вузах контроль именно за этими показателями: требования были повышены – и результаты появились.

Между тем в наукометрии есть не только валовые показатели, но и индексные, позволяющие наблюдать более объективную картину процесса, его качественные параметры, в том числе и такие, которые труднее поддаются воздействию указаний и директив. А кроме того, сама наукометрия – лишь вспомогательная область целого цикла науковедческих дисциплин, изучающих науку в самых разных аспектах.
По роду деятельности наш институт (ИНИОН) ведет наблюдение за наукометрическими и другими показателями и процессами в отечественных (и не только) социальных науках. Обо всех интересных процессах, которые мы наблюдаем в этой сфере, сказать здесь вряд ли возможно. Поэтому ограничимся примером, связанным лишь с выше отмеченным трендом. Пример относится к политической науке, данные по нему уже опубликованы в ряде научных изданий, но сходные тенденции отмечаются и в других областях социальных наук в России.
Объект наблюдения в нашем примере – библиометрическая база данных РИНЦ – Российского индекса научного цитирования (http://elibrary.ru/orgs.asp). К работе этой базы есть претензии, она может в той или иной мере искажать картину, но РИНЦ остается на сегодня основной признанной базой данных о состоянии российской науки. Во всяком случае, она представляет его на порядки более точно и объективно, чем международные базы, работа по подключению к которым отечественных социальных наук, по существу, только началась.
В таблице можно видеть сравнение наукометрических показателей крупнейших российских университетов и институтов РАН за последние пять лет в области политической науки. (Когда валовые показатели университетов росли, а показатели институтов РАН несколько снижались.)
Для облегчения восприятия в таблицу включены лишь три крупнейших университета, которые дают большую часть университетских публикаций по политическим наукам. Если к ним добавить три последующих (Российский государственный гуманитарный университет, Санкт-Петербургский государственный университет и НИУ Высшая школа экономики), то количество публикаций и цитирований увеличится еще примерно на 2,5 тыс., то есть в итоге составит примерно 7,5 тыс. публикаций и 6,6 тыс. цитирований. При этом средний коэффициент цитирования остается тем же – 0,88. И это составит более 80% всех публикаций и цитирований университетов по политическим наукам. Институты РАН тоже включены не все, а только те, которые дают примерно 90% академических публикаций и цитирований в этой сфере. Для фиксации основных тенденций этого вполне достаточно.
Мы видим, что по валовым показателям университеты действительно произвели больше, чем институты РАН. Но по индексным показателям, которые учитывают качество процесса, университеты пока проигрывают. В академических институтах заметно выше коэффициент цитирования публикаций, также выше число часто цитируемых ученых. При этом существенную часть академических публикаций составляют монографии. Этот вид публикаций является традиционным для академической науки и предполагает систематизированное и углубленное рассмотрение крупных научных проблем. В количественном плане по выпуску этих работ крупные академические институты РАН заведомо превосходят как университеты, так другие научные и экспертные учреждения. Намного выше и цитируемость академических монографий, чем произведенных в неакадемической сфере.
Что касается высокоцитируемых ученых, работающих в академических институтах, то их персональные рейтинги обеспечиваются, разумеется, не только за счет публикаций в рамках соответствующих институтов, а формируются с учетом более широкого круга их работ. Тем не менее их присутствие во главе рейтинга наиболее цитируемых отечественных ученых в этой сфере в большом количестве весьма заметно. По интегральному показателю, учитывающему связь между количеством научных публикаций и их цитированием («индекс Хирша»), они составляют значительную часть лидирующей группы. В топ-10 наиболее цитируемых российских ученых в области политической науки их 50%, в топ-50 – 46%, в топ-100 – 43%. В целом это выше доли ученых, работающих в университетах, что говорит о признании статуса академических ученых в отечественном научном сообществе.
Хотя граница между этими двумя категориями не является строгой, так как часть ученых из институтов РАН преподают в университетах и вносят вклад в их публикационную активность и цитируемость, а университетские ученые публикуются и в академических изданиях. Но наукометрические показатели выявляют здесь определенную корреляцию. Чем больше академических ученых работает в университете, тем выше цитируемость публикаций этого университета. Это демонстрирует, например, Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России. Число академических ученых здесь наибольшее, а коэффициент цитирования – наивысший среди университетов, и он приближается к академическому показателю.
Еще один индексный наукометрический показатель относится к эффективности профессиональной коммуникации в научном сообществе. Эту функцию выполняют профессиональные научные журналы. В базе РИНЦ по политическим наукам таких журналов более сотни, и среди них большинство – университетские издания. Но если взять первую десятку журналов по рейтингу SCIENCE INDEX (связывает количество и вид публикаций с периодичностью издания и его цитированием), то в ней мы обнаружим шесть изданий, связанных с академическими институтами, и лишь два – с университетами.
Помимо рейтинга РИНЦ имеются и другие. Например, опубликован рейтинг научных журналов по политической науке, составленный экспертами НИУ ВШЭ. Но и в нем из пяти журналов двух высших категорий четыре связаны с академическими институтами и лишь один – с университетом.
Таким образом, сделав с помощью самых элементарных операций наукометрии даже небольшой шаг за пределы чисто валовых показателей, можно обнаружить совсем иную картину состояния науки. В нашем примере, относящемся к политической науке, она показывает, что академические институты остаются в России ключевой опорной составляющей этой научной области. А план «перевода науки в университеты» пока выглядит как нечто весьма неопределенное и предварительное.
Если же идти дальше собственно наукометрии, то можно напомнить в общем-то вполне банальные соображения, вытекающие из знаний современного науковедения и истории науки и, как можно надеяться, известные тем, кто занимается реформами российской науки.
Первое. Науку или новое знание, строго говоря, производят не университеты или академии, а ученые и научные сообщества. Те или иные организационные формы могут лишь помогать или мешать производить ученым научное знание, но не могут его произвести сами.
Второе. Эффективная организация науки в форме университетских сообществ имеет длительную традицию и предысторию в рамках становления европейской науки. В России традиция другая. Здесь эффективные научные сообщества складывались под эгидой государственной Академии наук и приняли в основном форму академических сообществ. Просто сломать эту традицию и заменить академическую науку вузовской без ущерба самой науке – невозможно. На эту политику ситуация будет реагировать лишь ростом проблем и упадком российской науки.
Без-имени-1.jpg