Язык Бога и чтение генома
Ильин Михаил Васильевич
доктор политических наук, кандидат филологических наук, профессор НИУ ВШЭ,
руководитель Центра перспективных методологий социально-гуманитарных исследований ИНИОН РАН,
(проект № 17-18-01536)
Мне хотелось бы начать свое приношение, tribūtō meō нашему юбиляру с обсуждения слова трансфер. Его внутренняя форма прозрачна. Это образ переноса – trans < *terh₂- + ferō < *bʰer-. Однако у этого латинского слова есть и греческий близнец, вырастающий из того же образа. Правда там перенос между, а не сквозь. Это метафора - μετα- < *me-t(e)h₂ + φέρω < *bʰer-. Так вот дальше речь о том, как соблазнившие генетиков метафоры и связанные с ними образы языка и чтения привели к трансферу когнитивных конструкций и построению лингвистических аналогий в биологии. Берусь утверждать, что сделано это было ярко, но отнюдь не корректно. Попробую также показать, что обратный трансфер некоторых лингвистических принципов способен существенно прояснить некоторые запутанные проблемы генетики.
Как показал Валерий Закиевич, трансфер очень широкое и многоплановое понятие. Оно может относиться, как знакам, так и знаниям: «В переводоведении термин «трансфер знака» используется в значении «перенос некоторого знака как элемента некоторой знаковой структуры и как потенциала формы и функции в состав другого знака в качестве элемента другой знаковой структуры». С помощью этого понятия описываются прямые и обходные маневры при переводе «трудных» выражений с одного языка на другой. Трансфером знаний в широком смысле называют передачу от человека к человеку не только практических и теоретических сведений, но и навыков, установок, предпочтений в выборе подходов к решению житейских или научных проблем (см.: [Демьянков 2015]). Такие знания переносятся из одной позиции в «информационной системе» человека в другую позицию – той же или другой системы» [Демьянков 2016: 61]. Разумеется, за пределами знаков и знаний применение трансфера еще шире. Кроме того, разновидности трансфера также множатся «вовнутрь». В рассматриваемых далее примерах и в предлагаемых решениях различные типы трансферов прихотливо сочетаются и порой образуют «матрешечные» или гнездовые (nested) сочетания разнотипных трансферов, как метафорического, так и неметафорического рода.
Вынесенные в заголовок выражения язык Бога и чтение генома только открывают целый набор используемых в биологии выражений, которые отталкиваются от языковой образности. Фрэнсис С. Коллинз, директор проекта «Геном Человека», использовал метафоры язык жизни и язык Бога в названиях своих книг [Collins 2006; 2009]. Метафоры помогли породить немало очень привлекательных и ярких аналогий. Выступавший передо мною Сурен Тигранович Золян в своей замечательной статье, опубликованной в «Вопросах языкознания» прекрасно обобщил это: «Аналогии между геном и текстом или языком оставили глубокий след в базовой терминологии генетики, однако скорее это были метафоры или даже омонимы: при заимствовании таких терминов, как код, информация, язык, словарь, алфавит, семантика, транскрипция, чтение, полисемия, транскрипт, редактирование и т. п., обычно забывалось их собственно лингвистическое содержание; ср. [Emmeche, Hoffmeyer 1991; Raible 2001; Седов 2000; 2001]» [Золян 2016: 118].
Современные генетические исследования выявили материальные носители и процессы передачи информации, определяющей биологическое наследование. Вполне естественно для объяснения и интерпретации полученных результатов потребовался адекватный аппарат. В ход пошли метафорические выражения, соответствующие когнитивные схемы и эвристические аналогии. Среди них наиболее популярными были аналогии между структурой генома и языком, а также между содержащейся в геноме информацией и неким посланием, текстом. Эти аналогии были столь очевидны и доходчивы, что породили аксиоматику и понятийный аппарат генетических исследований.
Вот характерная цитата: “The human genome consists of all the DNA of our species, the hereditary code of life. This newly revealed text was 3 billion letters long, and written in a strange and cryptographic four-letter code” [Collins 2006, p.1]. Перед нами цепочка отождествлений: the human genome = the hereditary code of life = text = cryptographic four-letter code. В этом ряду, однако, содержатся два незаметных, но резких скачка – от кода к тексту и вновь к коду. Не знаю, как вам, дорогие коллеги, но лично мне подобное смешение представляется несовместимым с логикой и здравым смыслом. И дело не только в отождествлении кода и текста, а значит языка и речи.
Конечно, можно вообразить, когда кусочек языка как системы, например, код будет прагматически представлен в виде некого текста. Однако это будет крайне специфическая ситуация, деформирующая и код, и текст.
Как бы то ни было в результате некорректного отождествления генетики принялись «читать» геном как текст и «расшифровывать» его как код. Между тем еще в самом начале новейшего этапа молекулярной биохимии Роман Якобсон настаивал, что в данном случае речь должна идти не о «переносных выражениях», то есть не произвольных аналогиях и даже скорее ассоциациях, а о «необычайно высокой степени подобия между системами передачи генетической и вербальной информации («extraordinary degree of analogy between the systems of genetic and verbal information» [Jakobson 1970: 437].
Как же это строгое подобие, соответствие видится со стороны языка? Является ли язык речевым актом, код – посланием, отдельные материальные базы сигналов, например, кодоны буквами алфавита, а не иероглифами на худой счет?
Ответ отрицательный. Это разные по природе явления. Между ними зияющая пропасть. Она заполняется крайне загадочными процессами трансфера и усилиями по кодированию и расшифровке. Назовем эти усилия тюринговыми в память о великом шифровальщике и дешифровщике Алане Тюринге, разработчике математической модели формообразования или морфогенеза. Впрочем, для этих усилий существуют свои особые названия. Фридрих Шляйермахер описывал их в терминах перевода и герменевтики. Эрик Бьюиссанс назвал дискурсом, Маршал Маклюен – медиумом. Юрий Сергеевич Степанов посвятил ему множество своих изысканий особенной на поздних этапах творчества. Вспомним великолепную главу «Между системой и текстом - дискурс» из не менее великолепной книги о языке и методе [Степанов 1998]. Большая часть того, что делает в науке продолжающий эту линию наш юбиляр Валерий Закиевич Демьянков, также связана с разработкой переходов, трансферов и трансформаций – словом порождений и преобразований речений с помощью языковых и когнитивных способностей, а также формирования соответствующих способностей в речевой и когнитивной практиках.
Обращалось ли внимание на возникавшие в генетике неувязки? Процитирую Эрнста Шредингера: «Но термин шифровальный код, конечно, слишком узок. Хромосомные структуры служат в то же время и инструментом, осуществляющим развитие, которое они же и предвещают. Они являются и кодексом законов, и исполнительной властью или, употребляя другое сравнение, они являются одновременно и архитектором, и строителем» [Шредингер 2002: 28]. В его трактовке генетические структуры выступают и как «архитектор» (программа), и как «строитель» (ее манифестация). Они могут рассматриваться и как система, и как процесс реализации этой системы.
Не напоминает ли это нам некие фундаментальные принципы лингвистики? Верно, соссюровской различение langue et parole, как я предпочитаю говорить, яза и речи. Как писал и говорил Ю.С.Степанов того, что off line и on line. Выходит, что мое возражение относительно четкого разграничения, «пропасти» между языком как обобщенной системой, соссюровским langue или, как я предпочитаю говорить, язом с одной стороны и речью с другой, не состоятельно.
Нет, «пропасть» и четкое аналитическое разделение бесспорны. Однако столь же бесспорны трансферы и тьюринговы преобразовательные усилия. Именно они спасают генетику, коль скоро в фокусе внимания генетиков оказывается так называемая экспрессия генома (ср. трансфер, бьюиссансовский и степановский дискурс и т.п.). Поясню. В каждую клетку живого существа транслируется обобщенный, абстрактный, неизменный, а потому функционально существующий как будто off line геном соответствующего вида. Он один, например, у всех людей, у каждого из нас. Он содержится в каждой, подчеркну, каждой клетке, чтобы она могла включаться в передачу генетической информации. Правда, он уже воплощен во вполне конкретный и материальный ДНК с ничтожными, едва заметными отклонениями в зависимости от органа тела, возраста особи и т.п. А вот сами потоки генетической информации идут on line и управляют всеми процессами жизнедеятельности от метаболизма до реализации жизненных программ организма от рождения и роста до старения и смерти. Связывает же геном и потоки генетической управляющей информации как раз экспрессия генома.
Геном, как и яз, можно было бы назвать матрицей, однако я рискну пойти дальше к латинским (mater) и индоевропейским () истокам слова и предложить наш славянский эквивалент – матица.
Вновь процитирую нашего коллегу Сурена Золяна: «Если соотнести это с дихотомией «язык / речь», то можно конкретизировать: ДНК выступает как язык (программа), РНК — как речь (реализация этой программы). Эта аналогия станет еще глубже, если учесть, что, согласно новейшим представлениям, ДНК сформировалась в процессе эволюции из РНК. Как и в случае языка и речи, РНК эволюционно предшествует ДНК, равно как и речь предшествует языку. Ситуация с ДНК / РНК отличается от лингвистической дихотомии тем, что в процессе эволюции единицы генетического языка (программы) оказываются определенным образом и даже дважды зафиксированными в ДНК, тогда как единицы языка принято рассматривать как абстрактные сущности, которые не могут быть материализованы иначе, чем в речи. Но можно предложить и другое видение: если рассматривать корпус текстов как аналог текстов РНК, то в результате деятельности лингвистов в ходе истории языка возникает и корпус — метаописание этого корпуса (грамматики, учебники, компьютерные программы и т. д.), своеобразный аналог текстов ДНК» [Золян 2016: 123-124].
Этот небольшой пассаж – ценнейший вклад в науку. В биологическую науку в первую очередь. Замечу, что уже в этом году в ежегоднике «МЕТОД» Сурен Тигранович существенно развил и уточнил свои результаты [Золян 2018]. Впрочем, лично мне не вполне очевиден статус корпуса метаописаний яза. Если и можно «включить» этот результатом речевой деятельности в состав яза, то с существенными оговорками, связанными со спецификой не просто языка и мышления, но свободной человеческой саморефлексией, относительно всей оппозиции яз-речь. Ныне эта саморефликсия развилась в научные дисциплины лингвистического и когнитивного комплексов.
Итак, отождествление генома, а фактически ДНК с языком и созданном на этом языке послании (и не только – такое впечатление, что туда все аналогии сливают) создает неразрешимые трудности. Чем сложнее образование, тем разнообразнее ее состав, функции, структуры. Слияние скорее признак неразвитости. Кроме того, различение языка и речи фундаментально. Послания не есть коды, а коды не послания. Скорее всего то, что в генетике именуется транскрипцией, является созданием посланий в РНК полимеразах на матрице ДНК. Именно в РНК + содержатся инструкции и команды для клеток и органов. Именно в них строительные кальки и приказы. Как в командах генералов, офицеров и старшин. Но эти приказы произносятся по-русски, по-французски или по-фински. Соответственно получаются российская, французская или финская армии.
Обобщим. ДНК – неизменная, универсальная матица для порождения программ и команд для всех клеток всех особей одного вида. Яз – столь же универсальная матица для порождения высказываний, речи для всех носителей одного языка.
Почему же великий Френсис Крик трактовал функциональность генетической матицы как код: «Генетический код — это небольшой словарь, который устанавливает связь между языком нуклеиновых кислот из четырех букв и языком белков из двадцати букв» [Crick 1981: 171]. Биологически формулировка по-своему точна, но лингвистически по меньшей мере загадочна. Во всяком случае для ординарно мыслящего дюжинного лингвиста бессмысленна.
Увы, прав Сурен Тигранович, когда пишет, что зачастую для генетиков «язык состоит из букв — то есть того, что, строго говоря, вовсе не является языковой единицей, а есть лишь средство графической фиксации единиц языка на письме» [Золян 2016: 121]. Тут наступает пора пригласить на подиум двух великих лингвистов Романа Якобсона и Луиса Ельмслева.
Первый, проясняя аналогии между языком и генетическим кодом, подчеркивал, что его единицы «следовало бы соотносить непосредственно с фонемами». Он далее подчеркивал, что «среди всех информационных систем (information-carrying systems) генетический и вербальный коды являются единственными, что основаны на использовании единичных (discrete) компонентов, которые сами по себе лишены собственного содержания (inherent meaning), но служат образованию минимальных смысловых единиц (senseful units)» [Jakobson 1970: 438].
Второй наш гость Луис Ельмслев был бы, вероятно, еще решительнее, если бы ему пришлось вступить в обсуждение разных информационных систем помимо языка. Поскольку он выделил в языке план выражения и план содержания на разных уровнях, то для него было бы логичным и последовательным трактовать различение этих планов как универсальное для любых информационно формируемых систем, включая клетки и организмы.
Игра планов выражения и содержания, их необходимого, но неполного изоморфизма, возникновения фигур вполне приложима к формированию, передаче и осуществлению генетической информации. Уверен, что многие генетики существенно уточнили бы свои построения, прочитай они хотя бы пассаж ельмслевских Пролегоменов о фигурах: «Все знаки строятся из незнаков, число которых ограниченно и предпочтительно строго ограниченно. Такие незнаки, входящие в знаковую систему как часть знаков, мы назовем фигурами; это чисто операциональный термин, вводимый просто для удобства. <…> Это означает, что языки не могут описываться как чисто знаковые системы. По цели, обычно приписываемой им, они прежде всего знаковые системы; но по своей внутренней структуре они прежде всего нечто иное, а именно – системы фигур, которые могут быть использованы для построения знаков» [Ельмслев 1960: 305]. Действительно, сложная, порой запутанная и крайне изысканная система генетического аутопойэзиса при ближайшем рассмотрении своей фактуры предстает как разочаровывающая многомерная сеть физико-химических фигур.
Можно ли выбраться из этого порочного круга колебаний между языком Бога и чередой молекулярных связок атомов? Да, если не уповать на чудесные трансферы с помощью единичных и грубых метафор, пусть даже ярких и звонких. Давайте попробуем соотнести лингвистические явления с их биологическими аналогиями, как в одну, так и в другую строну не выборочно, а хотя бы с минимальной системной упорядоченностью. Для начала вообразим, что человеческое общение, коммуникация нужно описать в логике биологических информационных процессов, точнее процессов передачи генетической информации. Что у нас может получиться?
Отдельный носитель языка = отдельная клетка
Сообщество носителей языка = целостный ансамбль клеток или организм
Общий для носителей и их сообщества язык, точнее его структура sui generis[1], яз, langue, = геном или соответствующий генотип. Это то, что уже было названо тут матицей или формообразующей матрицей некого вида.
Спонтанная речевая способность в ее материальном проявлении (голос, жесты, резы и черты и т.п.), проторечевая практика = РНК полимеразы, которые суть команды и прочие «высказывания», которые транслитерируют, транслируют информацию, на которой строится морфогенез и метаболизм организмов, образуются отдельные фенотипы организмов одного вида.
Побудительный контекст общения = биохимическая среда, стимулирующий клетку обмен веществ.
Выстраиваются ряды неслучайных соответствий между языковым обеспечением коммуникации людей, создаваемых ими дискурсов и языков, а также генетическим обеспечением морфогенеза клеток и создаваемых ими организмов и видов.
Можно уподобить порождение речений и коммуникативных актов тому, как происходит транскрипция, точнее форматирование структуры РНК полимеразы за счет контакта с геномом. И то и другое осуществляется и носителем, и клеткой за счет нормирования (прокатывания) речевой способности и РНК полимеразы по матице – по системе языка в первом случае, по ДНК во втором.
Фактически именно в этот момент возникает собственно информационное сообщение – инструкция в РНК полимеразе по синтезированию аминокислоты или иная биологическая команда, адресный речевой акт или коммуникативное обращение в человеческом общении.
Равным образом уподобляется восприятие и понимание речений и коммуникативных актов тому, что генетики именуют трансляцией информации путем РНК и генерируемых ею ферментов и т.п.
Аналогия язык – геном, а скорее осуществление межличностной коммуникации между людьми в их общностях и осуществление информационного обмена между клетками организма не только эвристична, но имеет безусловное позитивное научное значение с точки зрения единства информации, сходств и различий различных типов информации. Вместе с тем она слишком нагружена спецификой и существенными деталями на обоих концах этой аналогии. Целесообразно осуществить процедуру очищения от этих деталей и специфики для того, чтобы в результате такого очищения или сублимации перейти на более высокий уровень абстракции и получить обобщенную когнитивную схему развертывания информационных потоков.
Цитируемая литература
Демьянков В.З. Языковые техники «трансфера знаний» // Лингвистика и семиотика культурных трансферов: методы, принципы, технологии: Коллективная монография / Отв. ред. В.В. Фещенко; Ред. колл.: Н.М. Азарова, С.Ю. Бочавер (отв. секретарь), В.З. Демьянков, М.Л. Ковшова, И.В. Силантьев, М.А. Тарасова (редактор-корректор), Т.Е. Янко. – М.: Культурная революция, 2016. – С. 61–85.
Демьянков В.З. Языковые следы трансфера знаний // Когнитивные исследования языка. – М., 2015. – Вып. 23: Лингвистические технологии в гуманитарных исследованиях. – С. 17–29.
Ельмслев 1960 — Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. 1. М.: Прогресс, 1960. С. 264—389.
Золян С.Т. Вновь о соотнесенности языка и генетического кода. // Вопросы языкознания, № 1, 2016, с. 114 – 132
Золян С.Т. Генетический код: Грамматика, семантика, эволюция. // МЕТОД: Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр перспект. методологий социал. и гуманит. исследований. – М., 2018ю Вып. 8: Образ и образность. От образования Вселенной до образования ее исследователя. – 449 с.
Степанов Ю.С. Между системой и текстом – дискурс. //Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. – М., 1998 – с. 655-688.
Шредингер 2002 — Шредингер Э. Что такое жизнь? Физический аспект живой клетки. М.; Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2002.
Collins F.S. The language of God. New York: Free Press, 2006.
Collins F.S. The language of life: DNA and the revolution in personalized medicine. New York: Harper-Collins, 2009.
Crick F. Life Itself: Its origin and nature. London: Simon and Schuster, 1981.
Jakobson R. Linguistics. Relationship between the science of language and other sciences. // Main trends of research in the social and human sciences. The Hague: Mouton, 1970. Pp. 419—453.
——
[1] «Лингвистика должна попытаться охватить язык не как конгломерат внеязыковых (т.е. физических, физиологических, психологических, логических, социологических) явлений, но как самодовлеющее целое, структуру sui generis» [Ельмслев, 1960, с. 267]. И далее – «...лингвистика может и должна изучать языковую форму, отвлекаясь от материала, который может быть подчинен этой форме в обоих планах» [Ельмслев 1960: 335].